пытался продемонстрировать, Хантингтон встретился со своим конкурентом из Union Pacific и заключил сделку, чтобы остановить избыточное параллельное грейдирование, пока общественность не узнала об этом и не вмешалось правительство. Central Pacific получила деньги по облигациям на большую часть параллельных работ на восточной стороне Большого Соленого озера и выплатила их компании UP за права на землю. Самое примечательное, что Хантингтон, без участия представителей правительства, заключил соглашение, которого все хотели, о том, где две конкурирующие железные дороги отложат свои кувалды, встретятся и присоединятся к рельсам: Промонтори Саммит. Затем были проинформированы Конгресс и президент. Никто не поднял шума.

Это было практичное, а не романтичное место. Альберт Д. Ричардсон из New York Tribune описал его тем летом 1869 года:

Промонтори - это не город и не уединение, не лагерь и не поселение. Это бивуак без комфорта, это задержка без отдыха. Это солнце, которое палит, и щелочная пыль, которая слепит. Это мерзкое виски, мерзкие сигары, мелкие азартные игры и черствые газеты по двадцать пять центов за штуку. Это может довести до самоубийства даже больного человека. Это тридцать палаток в Великой Сахаре, без деревьев, без воды, без комфорта, без всего.

 

Месяц май в высокогорной пустыне к северу от Большого Соленого озера может быть неласковым для тех, кто рассчитывает на хорошую погоду. Но 10 мая 1869 года, за семь лет до установленного конгрессом срока, он был достаточно хорош для того, что не так уж редко сравнивают с символическим значением первого человека на Луне почти ровно сто лет спустя.

История, которую часто рассказывают, заслуживает повторения: Босс Union Pacific прибыл на торжественную церемонию с опозданием - его задержали разгневанные рабочие, не получившие зарплату. Президенту Central Pacific Стэнфорду пришлось два дня охлаждать свои хорошо вымуштрованные пятки в роскошном вагоне представительского класса, ожидая его. Последние, церемониальные шипы были сделаны из золота и серебра. Еще один был прикреплен к телеграфным проводам, которые должны были передать по всей стране великий момент вбивания шипов в отведенные им места, символически объединяя недавно разделенные Соединенные Штаты Америки. В знаменательный день, Стэнфорд, который шестью годами ранее в Сакраменто зачерпнул символическую первую лопату западной земли для проекта, находящегося в 650 милях от него, сделал первый взмах, целясь в золотой колос, и промахнулся. У него появился второй шанс, и шампанское разлетелось по всему побережью. Лиланд Стэнфорд отправил Коллису Хантингтону телеграмму: "Рельсы, связанные с соответствующей церемонией". Это было все.

На культовой фотографии, где две железнодорожные линии соединяются, а с каждой стороны тянутся рабочие с бутылками шампанского, слева виден локомотив Леланда Стэнфорда - "Юпитер". Его заменили в последнюю минуту, потому что локомотив, первоначально отправленный на церемонию, сломался. Как будто вмешалась сила с соленым чувством юмора: Ругатели говорили, что надменный Стэнфорд высокомерно подражает верховному римскому богу. Голосующие возразили, что он титан, которого уместнее сравнивать с великой планетой.

 

В тот же день Стэнфорд произнес одну из своих самых неосмотрительных, глухих по тону, чопорных фраз. Это воспоминание содержится в мемуарах Гренвилла Доджа из "Юнион Пасифик", весьма уважаемого человека своего времени, которому часто приписывают решительное убеждение Линкольна поддержать проект трансконтинентальной железной дороги: "После окончания церемоний мистер Стэнфорд пригласил главных лиц "Юнион Пасифик", подрядчиков и т.д. в свой автомобиль, где был подан обед, много калифорнийских фруктов и много шампанского. Несколько речей были сделаны Стэнфордом, Крокером и некоторыми другими".

По словам Доджа, затем Стэнфорд произнес одну из своих самых печально известных речей, сильно прикусив руки, которые его кормили, даже когда он пировал:

В своей речи Стэнфорд обрушился с резкими нападками на правительство. Он дошел до того, что заявил, что субсидия, вместо того чтобы принести пользу, скорее навредила, учитывая условия, которые они на нее наложили. Его заявление так неприятно поразило всех, что Дэн Кейсмент, который чувствовал себя довольно хорошо, поднялся на плечи своего брата, Джека Кейсмента, и сказал: "Господин президент Центрально-Тихоокеанской железной дороги: если эта субсидия нанесла ущерб строительству этих дорог, я предлагаю вам, сэр, вернуть ее правительству Соединенных Штатов с нашим почтением". Это, конечно, вызвало бурное ликование, но наложило очень мокрое одеяло на все остальное время. О метком ответе Кейсмента говорили потом много лет.

 

Репортер Ричардсон, уже оправившийся от своих жалких впечатлений в Промонтори, одним из первых проехал весь путь до Калифорнии, найдя спальный вагон: "Почти на каждой станции до самого Сакраменто люди, привлеченные новинкой, толпились у дверей и окон, стремясь осмотреть его и восклицая: "Разве это не здорово!" "Это превосходит весь мир! Мы нашли его плавным и удобным, это значительное улучшение по сравнению с дневными вагонами, но значительно уступающее Пульмановским". Через пустыню: "Никто не может понять, насколько велика была эта работа, пока не проедет четыре или пять дней и ночей по унылым пустошам и беспрерывным одиночествам". Преодолеваем горы и попадаем в пышную Центральную долину: "Мы скользим по широкой Американской реке, и на протяжении полумили эстакады; через раскинувшиеся пригороды Сакраменто".

Место в первом классе стоило около 150 долларов, в рулевом - вдвое меньше. То, на что раньше уходили месяцы адского путешествия по суше, теперь занимало около недели в относительном комфорте и безопасности. Но еще больше трансконтинентальная железная дорога ознаменовала конец эры пионеров в Америке. За теми, кто пережил ту почти немыслимо суровую эпоху, последуют поколения американцев, столкнувшихся с совершенно иными проблемами.

 

Выполнение работы было важным, но это было только начало. Теперь открывались реальные возможности для бизнеса.

Тайная концепция Стэнфордской группы была до дерзости проста и была одной из первых в свое время: контролировать как можно больше поездов, идущих к Тихому океану. Поскольку линия Central Pacific заканчивалась в Сакраменто, это, прежде всего, означало доставку рельсов к одному из величайших естественных портов мира: Залив Сан-Франциско. Но в этом плане была одна ошибка - сам залив, длиной 70 миль и шириной 4,5 мили в месте его ближайшего соединения между Оклендом на восточной стороне и Сан-Франциско на западной. Естественная береговая линия Окленда - это, по сути, илистое дно с достаточным количеством воды для прогулочных лодок, но эхолоты не подходят для серьезных перевозок. Однако стремительные течения размыли дно бухты в среднем на семьдесят пять футов, что позволяло принимать большие корабли с тех пор, как испанцы прибыли сюда за сто лет до времени Стэнфорда. В центре залива между обеими сторонами города лежал остров Йерба-Буэна, который в то время в просторечии называли Козьим островом, с глубокой водой у западного берега, обращенного